Через двое суток после подписания в Минске протокола по примирению на Донбассе со стороны представителей так называемых «ДНР» и «ЛНР» стали все громче звучать заявления о том, что эти непризнанные геополитические формирования будут добиваться независимости от Украины. А также о готовности еще раз сесть за стол переговоров – ориентировочно, в конце этой недели. О последствиях «первого тура» мирных переговоров, о том, насколько далеко могут зайти «аппетиты» сепаратистов и где грань уместного компромисса центральной украинской власти, в комментарии Forbes рассказал Григорий Перепелица, конфликтолог-международник, директор Института внешней политики Дипломатической академии при МИД Украины.
Мы должны помнить, что различные встречи на дипломатическом уровне, которые проводятся во время войны, полностью подчинены ситуации на фронте. И любые переговоры только фиксируют эту ситуацию, то есть баланс сил между воюющими сторонами определяет грань компромисса на переговорах.
Поэтому компромисс в Минске, содержащий 12 пунктов, неслучайно был достигнут сразу после наступления российских войск с отвоевыванием у украинских силовиков достаточно большой части территории Донецкой и Луганской областей. Именно это состояние – перехода стратегической инициативы к российским войскам – и было зафиксировано в этом соглашении. В частности, в неприкосновенности переговорщиков и в том, что касается «временного статуса отдельных территорий» в данных областях. Далее это определялось как принятие закона «О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей» (закон об особом статусе). В этом статусе и заключается та грань компромисса, на которую пошла каждая из сторон. Но украинская и российская стороны понимали под этим статусом совершенно разные вещи.
Посредником выступил Зурабов (Михаил Зурабов, посол РФ в Украине. – Forbes). Это классическая схема, используемая Россией в войнах против своих соседей. Такая же ситуация была с Приднестровьем, а также в Южной Осетии и Абхазии: за стол переговоров она садилась не как воюющая сторона, а как посредник.
Что подразумевает под особым статусом российская сторона? Фактически этот статус дает возможность полной аннексии Донецкой и Луганской областей от Украины. Нельзя сказать, что это повторение истории с Крымом, но цель та же. Благодаря этому далее эти регионы можно будет наполнить государственным статусом – через проведение референдума, как это уже делали в приведенных примерах. И тогда у них будет статус непризнанного государства.
Мирный договор подписан, но в нем ничего нет о выводе именно российских войск. Это позволяет переиграть [ситуацию]: войска наемников выводятся, а российские – остаются.
Поскольку Украина официально не признает, что ведет войну с Россией, до сих пор нет военного положения, это не дает возможности нормально создавать оборонную систему страны. И в результате мы не можем сформировать стратегические резервы и строить полноценную оборону.
С политической точки зрения мы не можем вводить военное положение, потому что у нас [должны состояться] парламентские выборы, которые для нынешнего руководства страны являются большим приоритетом, чем оборона.
Что понимает под особым статусом украинская сторона? Украине очень необходимо перемирие: силы неравны. Под этим статусом подразумевается введение временной администрации, предоставление регионам экономической самостоятельности. Хотя о какой экономической самостоятельности может идти речь, когда регион разбит вдребезги?
Это похоже на то, как раньше было в Советском Союзе: когда регионы получали особый статус, им предоставлялись «особые» финансы для построения важных промышленных объектов. Это называется экономическими зонами – преференции социально-экономического характера на период восстановления. Здесь не идет речь о предоставлении этим территориям со стороны Украины признаков государственности, а всего лишь о временном статусе, необходимом для окончательного заключения мира и восстановления Донбасса.
Украинская сторона все хорошо понимала, когда подписывала этот договор. Собственно, сам Петр Порошенко, который жил в Бендерах, и корни которого как раз связаны с Приднестровьем, все хорошо осознает. И неслучайно он был инициатором «плана Ющенко» по урегулированию Приднестровского конфликта.
Что Владимир Путин будет делать дальше? Дожимать. Чтобы легче обозначить внеблоковый статус [спорных территорий], с обязательным предоставлением [им] государственности. Как это делалось с Приднестровьем – с образованием «зоны безопасности», введением туда двух- или трехсторонних миротворческих сил. Хотя фактически туда войдут только российские войска, и это будет основанием для закрепления российского военного присутствия на этой территории.
К чему привело присутствие Черноморского флота [РФ] на территории Украины, мы уже увидели. Это плацдарм для последующей агрессии на другие регионы центральной Украины, это дальнейшие планы Путина.
Есть шанс, что они не будут реализованы. Не все потеряно. Все можно изменить военной победой. Если у нас изменится кадровый состав военного руководства, будет восстановлена вертикаль управления, введено военное положение, создана ставка верховного главнокомандующего, сформированы стратегические резервы – у нас есть шанс одержать победу.
Когда сепаратисты говорили, что они – за выход из Украины любой ценой, то, соответственно, нужно было идти на определенные уступки. Эти уступки и грань компромисса определяются не за столом переговоров в Минске, а на фронте. Если бы мы дожали сепаратистов, мы бы вели переговоры на совершенно другом уровне. Конечно, это нельзя назвать капитуляцией, но это риск, созданный этим «особым статусом».
